Крым. Легенда о святой могиле (авторские материалы)

автор: Валентина Хоральд-Байрам

 

   Это было назад лет триста, а может быть и больше. Как теперь, по долине бежал горный поток; как теперь, зеленели в садах её склоны и, как теперь, на пороге деревни высился стройный минарет Отузской мечети.

   В двух шагах от неё, где раскинулся вековечный орех стояла тогда, прислонившись к оврагу, бедная сакля хаджи Курд-Тадэ.

   Ни раньше, ни потом не знали в деревне более праведного человека.

   Никто никогда не слышал от него слова неправды, и не было в окрестности человека, которого не утешил бы Курд-Тадэ в горе и нужде.

   Бедняк не боялся отдать другому кусок хлеба и на случайные гроши успел сходить в Мекку и вырыть по пути два фонтана, чтобы утолять жажду бедного путника,

   Святое дело, за которое Пророк так охотно открывает правоверному двери рая.

— Святой человек, — говорили в народе, и каждый с благоговением прижимал руку к груди, завидев идущего на молитву хаджи.

   А шёл он творить намаз всегда бодрой походкой не уставшего в жизни человека, хотя и носил на плечах много десятков лет.

   Должно быть, Божьи ангелы поддерживали его, когда старые ноги поднимались по крутым ступенькам минарета, откуда он ежедневно слал во все стороны свои заклинания.

   И было тихо и радостно на душе, светло — точно Божий луч начинал уже доходить до него с высоты небесного престола.

   Но никогда нельзя сказать, что кончил жить, когда ещё живешь.

   Как не был стар хаджи Курд-Тадэ, однако радостно улыбался, когда глядел на свою Раймэ, земной отзвук гурий, которые ждали его в будущем раю.

   Когда падала фата и на святого хаджи глядели её жгучие глаза, полные ожидания и страсти, сердце праведника, дотоле чистый родник, темнилось отражением греховного видения.

   И забывал хаджи старую Гульсун, верного спутника жизни. А Раймэ, ласкаясь к старику, шептала давно забытые слова и навевала дивные сны давних лет.

   Пусть было б так. Радуешься, когда после зимнего савана затеплится, зазеленеет земля; отчего было не радоваться и новому весеннему цветку.

   И не знал хаджи, какие ещё новые слова благодарения принести Пророку за день весны на склоне лет.

   И летело время, свивая вчера и сегодня в одну пелену.

   Только раз, вернувшись из сада, не узнал старик прежней Раймэ. Такие глубокие следы страданий отпечатались на её прекрасном лице; такое безысходное горе читалось в её взоре.

   «Раймэ, что с тобой», подумал он, но не сказал, потому что замкнулись её уста.

   И подул ночью горный ветер и донёс до спящего Курд-Тадэ речь безумия и отчаяния.

— Милый, желанный, свет души моей. Вернись. Забудь злую чаровницу. Вернись к своей любимой, как ты её называл. Вернись и навсегда. Скоро старый смежит очи, и я буду твоей, твоей женой, твоей маленькой, лучистой Раймэ.

   Проснулся Курд-Тадэ и не нашел близ себя юного тела, а на пороге сеней в безысходной тоске стенала, сжимая колени, молодая женщина.

   Чуть-чуть начинало светать. Скоро муэдзин пропоет с минарета третью ночную молитву. Хаджи, не замеченный никем, вышел из усадьбы и пошел к Папас-тепэ.

   На средине горы некогда ютился греческий храм, и от развалин храма вилась по скале на самый верх узкая тропинка.

   Никто не видел, как карабкался по ней старый Курд-Тадэ, как припал он к земле на вершине горы, как крупная слеза скатилась впервые из глаз святого.

   Не знал хаджи лжи. А ложь, казалось, теперь стояла рядом с ним, обвивала его, отделяла, как густой туман, душу его от вершины горы, к которой он припал.

   И услышал он голос Духа. И ответил хаджи на этот голос — голосом своей совести:

— Пусть молодое вернется к молодому и пусть у молодости будет то, что она боится потерять. Если угодна была моя жизнь Аллаху, пусть Великий благословит моё моление.

    И в молении, не знающем себя, душа святого стала медленно отделяться от земли и уноситься вдаль, в небесную высь.

   И запел в третий раз муэдзин.

   И голос с неба сказался далеким эхом: — Да будет так.

   С тех пор на гору к могиле святого ходят отузские женщины и девушки, когда хотят вернуть прежнюю любовь.

 

Крымские татары чтут могилы праведных людей — азизов. Признание азизом совершается обыкновенно после того, как несколько почтенных лиц засвидетельствуют, что видели на могиле зеленоватый свет и что над поклонявшимися могиле совершались чудеса. Если имя святого не сохранилось в народе, то азиз именуется по местности, где он погребен; так Святая могила на Папастепэ принадлежит неизвестному азизу. Но в детстве я слышал имя хаджи Курд-Тадэ, которое приурочивалось к Святой могиле, почему я и привожу это имя в легенде. Звание хаджи присваивается лицам, посетившим Мекку. Посещение этого священного города установлено ст. 192-м, гл. 2-ой и ст. 91-м главы 3-ей Корана. При возвращении хаджи из Мекки, его встречает вся деревня, с великим преклонением и провозглашением хаджи, освященным св. Духом. Минарет — каменная или деревянная башенка, с внутренней лестницей и балконом, откуда муэдзин совершает свой призыв. Муэдзин — дьякон. В час молитвы он, после омовения, поднимается на минарет (могут и другие лица) и, обходя кругом балкончик, возглашает нараспев: «Великий Боже, исповедаю, что нет Бога — кроме Аллаха и Магомет его пророк». Затем, оборачиваясь на восток, он называет иноверцев — дурным народом, а на юг шлет призыв: «О, достойный народ, приходи к поклонению, приходи к спасению!» Намаз — молитва. По учению Магомета намаз следует совершать пять раз в день, а именно: при заходе солнца, два часа спустя, перед рассветом, в полдень и в три часа пополудни".

автор: Анатолий Планида

 

Крымские легенды –

Аромат календул,

Нить живых историй

Счастья и разлук:

 

Горы-Великаны

Вышли из тумана,

Глянули на море,

Сели в полукруг;

 

Древние мотивы,

Трелей переливы,

Тайны вдруг ожили

В предрассветный час,

 

И, стряхнув оковы,

Чатырдаг суровый

О Святой Могиле

Начал пересказ:

 

- На горе Папастепэ

Плачут женщины Отузов,

Тень утраченной любви

Непосильным давит грузом;

 

И, как прежде, чудеса

Здесь вершит святая сила,

И зелёным огоньком

Ночью светится могила…

 

Отузская долина –

Обитель древних снов!

Холодные вершины –

В объятьях облаков,

 

Здесь в соловьином хоре

Купается простор,

И ласковое море

Целует ноги гор.

 

Ступени минарета –

Дорога в облака,

Никто не знал на свете

Добрее старика,

 

Чем праведный и бедный –

Почтенный Курд-Тадэ,

К нему, гласит легенда,

Шли в горе и нужде,

 

Слепого и калеку

Утешить словом мог,

Почтил святую Мекку,

Лепешки свой кусок

 

Голодному оставит,

Старейшие мужи

Почтительно кивали,

Приветствуя хаджи.

 

Всё ж, как ни долог путь земной,

Но и на склоне лет

Любовь чудесною… стеной

Вдруг заслоняет свет…

 

Любви глоток в закате дней –

Как солнца луч во тьме!

Душе спасительный елей –

Прекрасная Раймэ!

 

Пленила молодостью форм,

И в роднике хаджи

Вдруг разыгрался страсти шторм

И счастья миражи;

 

И в этом сладостном плену,

В напеве дивных струн

Он вновь обрёл свою весну –

Дорогу юных лун,

 

Когда же падала фата,

Снимая все табу,

Он видел райские врата

И восхвалял судьбу!...

 

Однажды, ночь крылом тяжёлым

Легла на хрупкие мечты

И беспощадно расколола

Их глубиною пустоты:

 

Приснилась черная ограда

В печально-белой бахроме,

Проснувшись, не нашёл он рядом

Своей возлюбленной Раймэ…

 

- Милый мой, желанный!

Свет моей души!

Без тебя рыдаю

Я в ночной тиши,

 

Без тебя тоскую

И лишилась сна,

Без тебя на муки

Я обречена!

 

Я просила ветер,

Через горы, вскачь,

Донести, любимый,

До тебя мой плач!

 

И просила горы,

Чтоб ушли с пути,

Чтоб скорее милый

Мог меня найти!

 

Море я просила,

Чтоб ко мне твой чёлн

Долетел скорее

По просторам волн!

 

Возвращайся, милый!

Как уйдёт старик –

Пусть тогда наступит

Наш счастливый миг!

 

Буду я твоею

Маленькой Раймэ!

Без тебя увяну

В ледяной зиме…

 

Шум прибоя ночью звёздной

Обнимает нежно грудь,

Ветер музыкой холодной

Рассыпает Млечный Путь,

 

Рассыпает плач девичий

По пустынным берегам,

Моря строгое величье

Пало ниц к его ногам;

 

Ветер вырезал на скалах

Силуэты чёрных роз!

О чём девушка рыдала –

Старику тотчас донёс…

 

Кабы солнце вдруг померкло,

Землю холодом сковав,

Или стала серым пеплом

Вдруг зелёная трава –

 

Испугаться старику бы

Не позволили года!

А теперь сухие губы

Искусала в кровь беда…

 

Лишь от горя не стонать бы!

Лишь бы только превозмочь!

Тихо выйдя из усадьбы,

Он ушёл в седую ночь…

 

Зазвенели горы Крыма,

Задышали тяжело,

Эхо громовых разрывов

Раскололо дней тепло…

 

- Помним только мы и море

Как бежал старик навстречу

Избавленью от позора,

Как упал он на вершине,

Землю тёплую обняв,

Как горючими слезами

Поливал глухие камни,

И бежали слёзы старца

Вниз солёною рекой.

От жестокого обмана

Нестерпимо ноет сердце,

Но пусть жизненная правда

Всё расставит по местам:

К молодому пусть вернётся

Его молодость шальная,

И пусть молодость имеет,

Что боится потерять!

И в молении усердном

Поднялась душа святая,

Лёгким облаком растаяв

В предрассветной тишине…

В третий раз с мечети белой

Муэдзин пропел тревожно,

И раздался голос Неба,

И сказал: «Да будет так!»…

 

С той поры, любовь спасая

От наветов серой лжи,

Плачут женщины Отузов

Над могилою хаджи…

 

Музыка Тавриды –

Лиры и пектиды,

Серебром узорным

Вышит гор тюрбан;

 

Криком соколиным

Тени снов старинных

Пронеслись над морем

И ушли в туман…